Содержание

ЧТО ТАКОЕ ПРАКТИЧЕСКАЯ ТЕОСОФИЯ?

ДОЛГ

Спрашивающий.
Почему же существует необходимость новых рождений, если ни одно из них не в состоянии обеспечить нам постоянного покоя?
Теософ.
Потому что конечная цель может быть достигнута только через жизненный опыт и никак иначе, и потому что опыт этот состоит большей частью в страдании и боли. Лишь через это можем мы учиться. Радости и наслаждения ничему нас не учат; они мимолётны и в конце концов могут лишь привести к пресыщению. Более того, наша постоянная неудача при попытках найти в жизни сколь-нибудь постоянное удовлетворение, которое бы отвечало потребностям нашей высшей природы, прямо указывает на то, что они могут быть удовлетворены лишь на их собственном плане, а именно — на плане духовном.
Спрашивающий.
Не является ли естественным результатом этого желание тем или иным образом уйти из жизни?
Теософ.
Если под этим желанием вы подразумеваете самоубийство, то я отвечу, что безусловно, нет. Такой результат никогда не может быть "естественным"; он всегда вызван либо умственным расстройством, либо твёрдыми и упорными материалистическими убеждениями. Самоубийство — худшее из преступлений, и последствия его ужасны. Но если вы имеете в виду лишь стремление достичь духовного существования, а не желание покинуть землю, то его я назвала бы совершенно естественным. В противном случае добровольная смерть была бы оставлением нашего нынешнего поста и возложенных на нас обязанностей, а также попыткой избежать кармической ответственности, которая влечёт за собой создание новой кармы.
Спрашивающий.
Но если действия на материальном плане не приносят удовлетворения, то почему нужно исполнять свой долг и совершать их?
Теософ.
Прежде всего потому что, как учит наша философия, исполнение наших обязанностей — в первую очередь по отношению ко всем людям и уж затем в отношении самих себя — имеет целью достижение не своего личного счастья, а счастья других людей, и что справедливость должна осуществляться ради самой правды, а не ради того, что она может дать лично нам. Счастье или, скорее, удовлетворение, действительно может наступить вследствие исполнения долга, но оно — не мотив для его исполнения, и не должно быть таковым.
Спрашивающий.
Что именно вы понимаете под словом "долг" в теософии? Это, вероятно, не христианский долг, который проповедовал Иисус и его апостолы, ведь вы их не признаёте?
Теософ.
Вы опять ошибаетесь. То, что вы называете "долгом христианина", прививалось каждым великим религиозным и нравственным реформатором за века до христианской эры. В древности обо всём великом, возвышенном, героическом не только говорилось и проповедовалось с кафедр, как в наше время, — это претворялось в жизнь, и иногда даже целыми народами. История буддийской реформы полна благороднейших и героически самоотверженных поступков.

Заповедь:

"Быть едиными в сострадании друг к другу; любить как братья, быть милосердными, быть учтивыми, не воздавая злом за зло и не отвечая бранью на брань, но напротив — благословляя" — практически выполнялась последователями Будды за несколько веков до апостола Петра. Этика христианства, вне всяких сомнений, возвышенна; но также несомненно и то, что она не нова и берёт своё начало от "долга языческого".
Спрашивающий.
И как бы вы в общем определили эти "обязанности", или "долг"? Как вы их понимаете?
Теософ.
Долг, или обязанность, — это то, что мы должны человечеству — нашим товарищам, соседям, семье, и, в особенности, всем тем, кто беднее и беспомощнее нас. Оставаясь неоплаченным в течение жизни, он делает нас духовными должниками и нравственными банкротами в нашем следующем воплощении. Теософия — это квинтэссенция долга.
Спрашивающий.
Таково и христианство, когда оно правильно понято и проводится на практике.
Теософ.

Вне всякого сомнения; но не практикуйся оно лишь на словах, теософии почти нечего было бы делать среди христиан. К несчастью, это этика лишь на словах. Тех, кто исполняет свой долг по отношению ко всем людям, и исполняет его исключительно ради самого долга, — единицы; еще меньше тех, кто исполняет свой долг, довольствуясь радостью своего собственного тайного сознания.

Публичный глас похвал,

Что добродетель чтит и награждает, —

вот что ставят превыше всего "всемирно известные" филантропы. Современная этика прекрасна, когда читаешь и слышишь разговоры о ней, но что такое слова, если они не становятся делами? Итак, если вы спрашиваете меня о том, как мы понимаем долг теософа — практически и с учётом кармы, — я отвечу вам: наш долг состоит в том, чтобы безропотно, до последней капли пить чашу жизни, что бы она ни хранила в себе; срывать розы жизни лишь для того, чтобы их благоуханием могли насладиться другие, самим же довольствоваться лишь шипами, если им нельзя насладиться, не лишив этого аромата кого-либо другого.

Спрашивающий.
Всё это весьма туманно. Что же вы делаете сверх того, что делают христиане?
Теософ.
Дело не в том, что делаем мы, члены Теософического Общества — хотя некоторые из нас стараются сделать всё возможное — а в том, насколько дальше теософия ведет к добру, чем современное христианство. Я говорю: действие, энергичное действие, вместо простых намерений и разговоров. Человек может быть таким, каким ему угодно, самым что ни на есть земным, эгоистичным и жестокосердным, даже отъявленным мошенником, и это не помешает ему называть себя христианином и другим считать его таковым.

Но ни один теософ не имеет права называться теософом, если он в полной мере не усвоит правоту трюизма Карлайла (Томас (1795—1881) — английский философ, писатель и историк — прим. ред. ):

"Целью человека является действие, но не мысль, какой бы благородной она ни была",

— и если он не приведет свою ежедневную жизнь в соответствие с этой истиной. Исповедание истины ещё не означает жизнь по ней; и чем прекраснее и великолепнее эта истина звучит, чем громче говорится о добродетели и долге вместо практики их в жизни, — тем сильнее она будет напоминать плод Мёртвого моря. Лицемерие — один из самых отвратительных пороков, и он является самой характерной чертой величайшей протестантской страны нашего столетия — Англии.

Спрашивающий.
Что вы считаете долгом по отношению ко всему человечеству?
Теософ.
Полное признание равных прав и привилегий для всех, без различия расы, цвета кожи, социального положения или происхождения.
Спрашивающий.
Когда, по вашему мнению, этот долг не исполняется?
Теософ.
Когда совершается малейшее посягательство на права другого — будь то человек или народ; когда мы хоть в какой-то степени неспособны проявить к нему ту же справедливость, доброту, внимание и милосердие, каких желаем для себя. Вся нынешняя политическая система построена на забвении этих прав и на самом яростном утверждении национального эгоизма.

Французы говорят:

"Каков хозяин, таков и слуга";

им следовало бы добавить:

"Какова национальная политика, таковы и граждане".
Спрашивающий.
Принимаете ли вы какое-нибудь участие в политике?
Теософ.
Как общество, мы тщательно избегаем этого, и вот по каким причинам. Стремиться к успешному осуществлению политических реформ, прежде чем совершена реформа человеческой природы, — это то же самое, что вливать новое вино в старые мехи. Заставьте людей признать и почувствовать всем сердцем, в чём состоит их настоящий, истинный долг по отношению ко всем людям, — и все злоупотребления властью, все несправедливые законы национальной политики, основанные на человеческом, общественном или политическом эгоизме, исчезнут сами по себе. Глуп тот садовник, который пытается избавить свою цветочную клумбу от ядовитых растений, срезая их с поверхности земли вместо того, чтобы вырвать с корнем. Нельзя осуществить ни одной долговечной политической реформы, пока дела вершат, как и прежде, всё те же эгоистичные люди.

ОТНОШЕНИЕ ТЕОСОФСКОГО ОБЩЕСТВА К ПОЛИТИЧЕСКИМ РЕФОРМАМ

Спрашивающий.
Значит, Теософическое Общество не является политической организацией?
Теософ.
Конечно, нет. Оно в самом высоком смысле интернационально, поскольку в числе его членов — мужчины и женщины всех рас, вероисповеданий и образа мыслей, вместе работающие для одной цели — улучшения человечества; но как общество оно не принимает абсолютно никакого участия ни в национальной, ни в партийной политике.
Спрашивающий.
Почему же?
Теософ.
Как раз по упомянутым причинам. Кроме того, политическая деятельность должна неизбежно меняться в зависимости от конкретных обстоятельств и индивидуального умственного склада разных людей. Хотя, как это следует из самого их положения, члены Теософического Общества и согласны в своих взглядах на принципы теософии (иначе бы они вообще не принадлежали к нему), это вовсе не значит, что они согласны по всем другим вопросам. Как общество, они могут вместе действовать в том, что является общим для всех них, то есть в том, что касается самой Теософии; как индивидуумы, они вольны следовать своим собственным принципам политического мышления и деятельности в той мере, в какой это не противоречит теософическим принципам или не вредит Теософическому Обществу.
Спрашивающий.
Но, конечно же, Теософическое Общество не может находиться совершенно в стороне от социальных вопросов, которые сейчас столь быстро выходят на передний план?
Теософ.
Сами принципы Теософического Общества служат доказательством того, что оно — или, скорее, большинство его членов — конечно же, не стоит от них в стороне. Если человечество может развиваться умственно и духовно, лишь следуя здравым и научным физиологическим законам, то долгом всех тех, кто борется за его развитие, будет делать все возможное, чтобы эти принципы стали общепринятыми. Все теософы лишь с глубокой грустью сознают, что социальное положение огромных масс людей, в особенности в западных странах, делает невозможным надлежащее воспитание их тела и духа, чем пресекается развитие и того, и другого. А так как это воспитание и развитие является одной из основных целей теософии, Теософическое Общество полностью симпатизирует всем истинным усилиям в этом направлении.
Спрашивающий.
Но что вы имеете в виду под "истинными усилиями"? У каждого общественного реформатора — своя собственная панацея, и каждый верит, что именно она и является той одной-единственной вещью, которая может улучшить и спасти человечество.
Теософ.
Совершенно верно, и это истинная причина того, почему работа, проводимая в социальной сфере, имеет такие незначительные результаты. На самом деле у большинства этих панацей нет ведущего принципа, и уж конечно, нет ни одного принципа, который бы все их связывал. Таким образом, ценное время и энергия тратятся зря, поскольку люди, вместо того, чтобы сотрудничать, борются друг с другом, и часто — и этого следует опасаться — из-за славы и наград, а не ради того великого дела, которому, по их собственному утверждению, они преданы всем сердцем и которое должно быть главным делом их жизни.
Спрашивающий.
Как же тогда применить теософические принципы к продвижению общественной кооперации и истинным усилиям по усовершенствованию общества?
Теософ.
Позвольте мне вкратце напомнить вам, что это за принципы: всеобщие единство и причинность; человеческая солидарность; закон кармы; перевоплощение. Вот четыре звена той золотой цепи, которая должна соединить человечество в одну семью, одно мировое Братство.
Спрашивающий.
Но как?
Теософ.
При теперешнем состоянии общества, особенно в так называемых цивилизованных странах, мы постоянно сталкиваемся с тем, что огромное число людей страдает от невзгод, бедности и болезней. Их физическое состояние несчастно, а их умственные и духовные способности зачастую находятся почти в спящем состоянии. С другой стороны, множество людей на противоположном конце социальной лестницы ведут жизнь беззаботную, равнодушную, полную материальной роскоши и эгоистического потворства своим желаниям. Ни одна из этих форм существования не является простой случайностью. Обе они — следствие тех условий, которые окружают людей и определяют их поведение, и пренебрежение своим общественным долгом одних самым тесным образом связано с задержкой и остановкой развития других. В социологии, как и во всех разделах подлинной науки, в полной мере выполняется закон всеобщей причинности. Но эта причинность обязательно предполагает в качестве логического следствия ту человеческую солидарность, на которой так сильно настаивает теософия. Если действие одного влияет на жизни всех, а это поистине научная идея, то только тогда, когда все люди станут братьями и сёстрами и станут практиковать в своей повседневной жизни истинно братские и сестринские отношения — только тогда может быть достигнута подлинная человеческая солидарность, лежащая в основе подъёма человечества. Это действие и взаимодействие, это истинное братство и сестринство, в котором каждый будет жить для всех и все — для каждого, и является одним из фундаментальных принципов теософии, которому каждый теософ не только должен учить других, но который ему надлежит выполнять и в своей личной жизни.
Спрашивающий.
Всё это очень хорошо в качестве общего принципа, но как вы собираетесь применять это конкретно?
Теософ.
Бросьте взгляд на то, что вы назвали бы конкретными фактами, имеющими место в человеческом обществе. Сопоставьте жизнь не только народных масс, но и множества тех, кого называют средним и высшим классом, с тем, чем они могли бы быть в более здоровых и благородных условиях, где преобладали бы справедливость, доброжелательность и любовь, а не эгоизм, равнодушие и жестокость, которые, похоже, слишком часто господствуют сейчас. Всё доброе и злое в человечестве коренится в человеческом характере, а характер этот раньше был, да и теперь обусловлен бесконечной цепью причин и следствий. Но приложимо это и к будущему, также как к прошлому и настоящему. Эгоизм, равнодушие и зверство не могут быть нормальным состоянием расы; считать по-другому — значит отчаяться в человечестве, чего не может позволить себе ни один теософ. Прогресс может быть достигнут только через развитие более благородных качеств, и никак иначе. А настоящая эволюция учит нас, что, изменяя окружающую среду, в которой находится организм, мы можем изменить и улучшить его; и в самом строгом смысле это истинно и в отношении человека. Потому каждый теософ, используя все доступные ему средства, должен делать всё возможное, чтобы оказать помощь всякому мудрому и хорошо продуманному социальному усилию, задачей которого является улучшение положения бедных. И усилия эти должны совершаться так, чтобы в конечном счёте вести к их социальному освобождению и развитию чувства долга в тех, кто сейчас так часто пренебрегает им почти во всех ситуациях жизни.
Спрашивающий.
Согласен. Но кто будет решать, являются ли те или иные социальные усилия мудрыми или нет?
Теософ.
Ни один человек и ни одно общество не могут установить в этом отношении твёрдого правила. Многое неизбежно придется оставить на личное усмотрение.

Можно указать, тем не менее, один общий критерий:

"Будет ли предлагаемое действие способствовать развитию того истинного братства, осуществление которого и является целью теософии?"

У истинного теософа не будет больших затруднений в применении подобного критерия; и если это требование, по его мнению, удовлетворяется, то его долг будет состоять в формировании общественного мнения. А этого можно добиться лишь путём распространения тех высоких и благородных понятий об общественном и личном долге, которые лежат в основе и духовного, и материального совершенствования. В любом мыслимом случае он сам должен быть центром духовного действия, и от него и его собственной повседневной жизни должны исходить те высшие духовные силы, которые одни только и могут возродить его собратьев.

Спрашивающий.
Но почему он должен это делать? Разве ни он, ни все остальные не обусловлены, как вы учите, своей кармой, и разве её осуществление не должно идти по определённым направлениям?
Теософ.
Именно закон кармы и придаёт силу всему тому, что я сказала. Ни индивидуум не может отделить себя от человечества, ни оно — отделиться от индивидуума. Закон кармы равно приложим ко всем, хотя и не все развиты одинаково. Помогая развитию других, теософ верит, что он не только помогает им исполнять их карму, но также, в самом строгом смысле, исполняет и свою собственную. Развитие человечества, составной частью которого является и он сам, и все остальные, — вот что он постоянно имеет в виду; и он знает, что его неспособность отозваться на высшее в нём самом тормозит продвижение не только его, но и всех остальных. Своими действиями он может как облегчить, так и затруднить для всего человечества достижение следующего, высшего плана бытия.
Спрашивающий.
А как это связано с четвёртым из упомянутых вами принципов, а именно — с перевоплощением?
Теософ.
Связь самая тесная. Если наша нынешняя жизнь зависит от развития определённых принципов, являющихся ростками тех семян, которые посеяны нашим предыдущим существованием, то закон этот столь же строго соблюдается и в отношении будущего. Стоит усвоить идею о том, что всеобщая причинность — это не только настоящее, но прошлое, настоящее и будущее, и тогда каждое действие на нашем нынешнем плане естественно и легко займёт своё настоящее место и будет видно в его истинном соотношении и с нами, и с другими людьми. Каждое неблаговидное и эгоистичное действие отбрасывает нас назад, тогда как каждый благородный помысел и каждый бескорыстный поступок есть средство достижения высших и более величественных планов бытия. Если бы этой жизнью всё и ограничивалось, то во многих отношениях она и вправду была бы совершенно убогой и ничтожной, но рассматриваемая как приготовление к следующей сфере существования, она может быть использована как золотые врата, через которые мы можем пройти — не одиноко и эгоистично, но в содружестве с нашими собратьями — к тем дворцам, что находятся за ними.

О САМОПОЖЕРТВОВАНИИ

Спрашивающий.
Считается ли равная справедливость и любовь ко всем существам высшим стандартом поведения в теософии?
Теософ.
Нет; есть и гораздо более высокий.
Спрашивающий.
Что же это может быть?
Теософ.
Давать другим больше, чем себе — самопожертвование. Вот мерило и критерий, в высшей степени отличавший великих учителей и наставников человечества — Гаутаму Будду в истории и Иисуса из Назарета в Евангелиях. Одной этой черты было бы достаточно, чтобы обеспечить им вечное почитание и благодарность всех последующих поколений. Мы говорим, однако, что самопожертвование должно совершаться с разбором; если же же оно совершается слепо, без учёта справедливости и последующих результатов, то оно зачастую может оказаться не только напрасным, но и вредным. Одним из фундаментальных правил теософии является справедливость по отношению к самому себе, но не личный самосуд — себя следует рассматривать как часть коллективного человечества, проявляя к себе справедливость не б`ольшую, но и не меньшую, чем по отношению к другим; кроме, конечно, тех случаев, когда одним своим самопожертвованием мы можем принести пользу многим.
Спрашивающий.
Не могли бы вы пояснить вашу мысль на примере?
Теософ.
В истории есть множество тому примеров. Самопожертвование для практического блага многих или нескольких людей теософия ставит гораздо выше самоотречения ради сектантской идеи, подобной "спасению язычника от вечного проклятия", например. По нашему мнению, отец Дамьен [1], тридцатилетний молодой человек, который всей своей жизнью пожертвовал ради пользы и облегчения страданий прокажённых на острове Молокаи [2] и который, прожив с ними восемнадцать лет, в конце концов сам заразился этой отвратительной болезнью и умер, — умер не напрасно. Тысячам обездоленных и отверженных людей он дал облегчение и относительное счастье. Он принёс им утешение, душевное и физическое. Он бросил луч света в непроглядный мрак существования, безнадёжность которого не имеет равных в летописи человеческих страданий. Он был истинным теософом, и память о нем будет навечно сохранена в наших анналах. Этот бедный бельгийский священник в наших глазах стоит неизмеримо выше, чем, например, все искренние, но тщеславные глупцы — миссионеры, принесшие в жертву свои жизни на островах Южных морей или в Китае. Что хорошего они сделали? В одном случае они шли к тем, кто ещё не созрел ни для какой истины; в другом — к народу, религиозно-философские системы которого были не менее величественны, чем любые другие, если разделяющие их люди возвышались в своей жизни до тех стандартов, которые были даны им Конфуцием и другими мудрецами. И эти миссионеры погибали, становясь жертвами безответственных людоедов и дикарей, а также людского фанатизма и ненависти. Тогда как, пойди они в трущобы Уайтчепела или в другие подобные места, где прямо под сияющим солнцем нашей цивилизации жизнь остановилась в своём развитии, в районы, полные христианских дикарей и разъедающей ум проказы, — они могли бы сотворить истинное благо и поберечь свои жизни для лучшего и более стоящего дела.
Спрашивающий.
Но ведь христиане так не считают?
Теософ.
Конечно, нет, поскольку они действуют, основываясь на ошибочном убеждении. Они считают, что окрестив тело безответственного дикаря, они спасают его душу от проклятия. Одна церковь забывает о своих мучениках, другая — канонизирует и воздвигает статуи таких людей, как Лавр, который жертвовал своим телом в течение сорока лет лишь для того, чтобы принести пользу паразитам, которых оно же и плодило. Будь у нас средства, мы бы поставили памятник отцу Дамьену — настоящему святому — навсегда увековечив память о нём как о живом примере героизма, приличествующего теософу, и милосердия и самопожертвования, подобных тем, которые проявляли Будда и Христос.
Спрашивающий.
Значит, вы считаете самопожертвование долгом?
Теософ.
Считаем; и объясняем это, показывая, что альтруизм является неотъемлемой частью саморазвития. Но мы должны различать. Человек не вправе морить себя голодом до смерти ради того, чтобы кто-то другой мог иметь пищу, если не очевидно, что жизнь этого другого человека более полезна для многих, чем его собственная. Но его долг — жертвовать своими удобствами и трудиться для других, если они не в состоянии работать сами. Его долг — отдать то, что всецело принадлежит ему и не может никому, кроме него, принести пользы до тех пор, пока он эгоистично удерживает это от остальных. Теософия учит самоотречению, но она не учит необдуманному и бесполезному самопожертвованию и отнюдь не оправдывает фанатизм.
Спрашивающий.
Но как нам достичь такого возвышенного состояния?
Теософ.
Просвещенным применением наших заповедей на практике. Используя свой высший разум, духовную интуицию и нравственное чувство, а также следуя велениям того, что мы называем "тихим голосом" нашей совести, который и есть голос нашего "Я", и говорит в нас громче землетрясений и громов Иеговы, в которых "нет Господа".
Спрашивающий.
Если таков наш долг по отношению к человечеству в целом, то что вы понимаете под долгом в отношении наших близких?
Теософ.
То же самое плюс те обязанности, которые накладываются семейными узами.
Спрашивающий.
Значит это неправда, когда говорят, что человек вступает в Теософическое Общество не раньше, чем начнёт постепенно отдаляться от жены, детей и семейного долга?
Теософ.
Это безосновательная клевета, как и многое другое. Первый долг теософа — исполнять свои обязанности по отношению ко всем людям, а в особенности — к тем, с кем он связан особыми обязательствами, потому что он либо добровольно возложил их на себя, как брачные узы, либо потому, что судьба связала его с ними — я имею в виду долг по отношению к родителям или близким родственникам.
Спрашивающий.
А в чём долг теософа перед самим собой?
Теософ.
Покорять своё низшее "я", чтобы им управляло Высшее "Я". Очищаться внутренне и нравственно, не бояться никого и ничего, кроме суда своей собственной совести. Избегать половинчатости — если теософ считает что-либо правильным, пусть делает это открыто и смело, если же считает неверным — пусть вообще никогда не касается этого. Долг теософа — облегчать свою ношу размышлением над мудрым афоризмом Эпиктета: "Не уклоняйтесь от своего долга, каким бы пустым порицаниям ни подвергал вас глупый мир, поскольку суждения его не в вашей власти и, следовательно, нисколько не должны заботить вас".
Спрашивающий.
Но предположим, что член вашего Общества оправдывает свою неспособность проявлять альтруизм в отношении других людей тем, что "милосердие начинается дома", и утверждает, что он либо слишком занят, либо слишком беден, чтобы приносить пользу человечеству или отдельным людям — каковы ваши правила в этом случае?
Теософ.
Никто ни под каким предлогом не вправе говорить, что он ничего не может сделать для других. "Исполняя надлежащий долг в надлежащем месте, человек может сделать весь мир своим должником", — сказал один английский писатель. Вовремя подать чашку холодной воды томимому жаждой путнику — более благородный долг и более ценно, нежели некстати раздать дюжину бесплатных обедов тем, кто в состоянии самостоятельно заплатить за них. Человек, не усвоивший этого, никогда не станет теософом; но, тем не менее, он может оставаться членом нашего Общества. У нас нет никаких правил, заставляющих человека стать практическим теософом, если он сам не желает быть им.
Спрашивающий.
Тогда зачем ему вообще вступать в Общество?
Теософ.
Это лучше знать ему самому, так как и в этом мы не имеем права что-либо предрешать за человека, даже если всё общество будет против него, и я могу вам сказать почему. В наши дни глас народа — во всяком случае, голос образованной его части — уже более не глас божий, а лишь голос предубеждения, эгоистических побуждений, зачастую же и просто непопулярности. Наш долг — широко сеять семена для будущего и следить за тем, чтобы они были хорошими; не останавливаться, выясняя, почему надо это делать, с какой стати и по какой причине мы обязаны терять наше время, раз теми, кто будет снимать урожай в грядущие дни, мы уже не будем.

[1]Дамьен, Жозеф де Востэр (1840—89) — бельгийский католический миссионер — прим. пер.
[2]Остров центральных Гавай; колония прокажённых — прим. пер.